История

История церкви Св. Николая Чудотворца в МераноИкона святителя Николая

Русская церковь в Южном Тироле возникла в конце XIX в., когда эти земли еще входили в пределы Австро-Венгерской империи (переданы Италии в 1918 г.). Возникновение этого храма — характерный пример самоорганизации православных россиян за границей, без какого-либо инициирования и прямой поддержки со стороны государства.

«География» русского православия в зарубежье прямым образом зависела не только от наличия в том или ином месте важных дипломатических представительств, но и от наличия так называемых «колоний», т.е. мест компактного проживания подданных России. В Италии таковыми, в первую очередь, были Рим и Флоренция, где однако инициатива «снизу» была уже упреждена инициативой «сверху», т.е. устройством храмов согласно планам МИДа. В Риме и во Флоренции русская знать в первой половине XIX в. селилась благодаря преимущественно культурным интересам (представители более низких слоев населения освоили эти города к концу XIX в.).

Существовал одновременно другой феномен русского присутствия на Апеннинах, связанный с функцией некоторых итальянских городов как курортов. Можно утверждать, что Италия, наряду с немецкими минеральными водами и французским Лазурным берегом, стала, начиная с середины XIX в., местом массового присутствия русских курортников. Большинство таких мест на рубеже XIX-XX вв. обзавелись церквями, получившими в С.-Петербургской консистории именование «курортные». Как и храмы «дипломатические», они номинально были включены в состав С.-Петербургской епархии, духовно подчинялись митрополиту Петербургскому и руководились консисторией.

Интересно рассмотреть хронологию «курортных» церквей в зарубежье. Самая первая возникла в 1860 г. в Ницце, однако настоящий «бум» курортного строительства пришелся на рубеж XIX-XX вв. Таким образом, курортная приходская самоорганизация «запаздывала» по отношению к дипломатическим инициативам, которые имели преимущества в виде государственной поддержки. Вместе с тем, очевидно, что к концу XIX в. число русских курортников возросло настолько, что это позволило им предпринимать дорогостоящее и хлопотливое храмостроительство.

iconaBlessedVirginРусских людей, как и жителей других стран Европы, Тироль, и в особенности местный город Мерано привлекал мягким климатом, красотой окружающего его пейзажа, величием Альп. Начиная с середины XIX в., город стал пользоваться устойчивой славой курорта — здесь отдыхали именитые гости: короли Пруссии и Бельгии, другие царственные особы. Австрийская императрица Елизавета, знаменитая «Сисси», провела здесь две зимы подряд в обществе своей дочери и сотни слуг. Сложилась даже легенда о визите сюда русского царя, не подтверждаемая никакими историческими источниками.

Естественно, известия о поездках венценосных особ проникали в европейские дворы и салоны, привлекая к Мерано внимание элитарного и богатого общества.

В 1867 г. была открыта железная дорога «Бреннер», а в 1881 г. — линия «Больцано-Мерано», связавшая Мерано с важнейшими европейскими городами. Этот технический прогресс способствовал развитию туризма, и количество курортников тут резко возросло.

Стали приезжать в Мерано и многие русские. Начиная с зимнего сезона 1884-85 гг. по количеству отдыхающих они вышли на третье место — было зарегистрировано 1023 российских подданных (австрийцев 2600, немцев 3413)276. В числе именитых курортников из России можно назвать Великую княгиню Александру Иосифовну, супругу Великого князя Константина Николаевича, которая в 1896 г. жила в Мерано на вилле Империале.

Курортное дело в Мерано было поставлено с немецкой аккуратностью: муниципалитет завел особые книги для регистрации приезжих. В настоящее время они хранятся в Курортном бюро и могут послужить важным источником по реконструкции русского присутствия в этом краю.

В 1875 г. было учреждено частное Благотворительное общество русских жителей Мерано (Русский Комитет), которое существовало на пожертвования его членов, преимущественно — врачей, тут практиковавших. Этот факт свидетельствует о хорошо сложившейся к тому моменту местной русской колонии, а также о пробуждавшейся в эпоху Александра II общественной деятельности класса разночинцев.

Целью общества стала помощь больным и нуждающимся соотечественникам, желавшим пройти курс лечения в Южном Тироле; одновременно предполагалось и строительство для них пансионата.

Россияне, приезжавшие лечиться в Мерано, испытывали нужду не только в дешевом пансионате, но и в православных богослужениях. Можно предположить, что у многих туберкулезных больных религиозное чувство было обострено сознанием хрупкости их земного существования. К приверженности к православию, заграницей, в чужом по культуре и вере окружении, возможно, примешивалась и ностальгия по Родине, по «Святой Руси». Весь этот комплекс причин побудил Комитет начать хлопоты по устройству церкви.

В 1884 г. Комитет, с русским врачом Михаилом фон Мессингом во главе, обратился за разрешением (благословением) к петербургскому митрополиту Исидору (Никольскому). Это было необходимым первым формальным актом: разрешение духовных властей в Петербурге позволяло предпринимать все дальнейшие шаги — учреждать приход, собирать средства, заключать договора и т.д.

В обращении к митрополиту говорилось: «число русских, прибывающих на лечение все увеличивается и достигло 400», а также сообщалось, что на основание православного храма уже получено дозволение от Австрийского правительства. Это было важным обстоятельством, так как строительство православного храма могло бы вызвать негативную реакцию в традиционно католическом краю.

Синод, к которому пришла просьба русских меранцев, как обычно, действовал осмотрительно и прежде, чем представить все дело митрополиту, обратился к российскому послу в Вене, князю А. Лобанову-Ростовскому. Таковой была обычная практика Синода: прежде чем начинать какою-либо зарубежное дело, зондировалась, с помощью МИДа, почва и определялась разумность и полезность того или иного проекта.

Посла обеспокоила прежде всего экономическая сторона дела. Он справедливо опасался, что меранцы начнут просить средств у МИДа, пытаясь представить свой частный проект как государственно важное дело. Этого в Вене старались всячески избежать, т.к. и в столице Австрии существовал посольский храм, требовавший со стороны МИДа больших расходов.

В результате Лобанов-Ростовский, одобрив проект в целом, посоветовал отнести «все издержки за счет православных в Меране»: тем самым он обезопасил свой департамент на будущее. Средства на новый храм собирались по подписке еще раньше, с 1880 г., и поэтому Комитет сумел убедить русских дипломатов в своей экономической независимости.

Вероятно, что устройству церкви помог — по крайней мере, своим авторитетом — протоиерей Иоанн Кронштадтский, причисленный к лику святых в 1988 г.: знаменитый «батюшка всея Руси» входил в состав Комитета Благотворительного общества. Каких-либо конкретных документов, касающихся участия о. Иоанна Кронштадтского в меранском проекте, обнаружить не удалось. Можно предположить, что членство прославленного протоиерея в Комитете было номинативным, ради придания ему веса.

Благословение митрополита Исидора было получено, и 21 (9) декабря 1884 г. в Мерано была освящена церковь во имя Николая Чудотворца, размещенная первоначально в наемном помещении, на вилле Стефани.

Интересно выявить, почему новый русский храм был посвящен св. Николаю, ведь это было, как всегда в таких случаях, символическим актом, отображающим определенные исторические обстоятельства. Обычно выбору святого или праздника храма предшествовало долгое и взвешенное обсуждение участников проекта. Вне сомнения, св. Николай — самый чтимый на Руси святой, к тому же святой, почитавшийся преимущественно в народной среде. Можно предположить, что на выбор небесного патрона меранской общины повлиял и тот факт, что кафедральный (католический) собор Мерано также посвящен св. Николаю, а значит, этот святой считался покровителем всего города. Таким образом русская община могла продемонстрировать свое желание войти в местный религиозно-культурный контекст, и одновременно продемонстрировать католическому окружению, что православная вера имеет много общего с католической и не является какой-то экзотической восточной схизмой.

Почетной попечительницей новоосвященной церкви стала Великая княгиня Екатерина Михайловна, пожертвовавшая 500 гульденов (всего к 1884 г. было получено 2000 гульденов). Участие в церковных проектах представителей Дома Романовых было характерным явлением русского дореволюционного зарубежья: тем самым инициативам «снизу» придавался необходимый престиж и известность в Петербурге.

Русские меранцы искали православного священника, который мог бы быть их пастырем. Это было нелегким делом, т.к. устранившийся МИД не собирался содержать клир, как это было в случае «дипломатических» храмов. Следовало самостоятельно найти священника и договориться с ним об условиях его пребывания в Мерано.

В результате община связалась с о. Феофилом Кардасевичем. Он постоянно жил в Ирёме (старое написание — Иром), в 10 км от Будапешта, и служил в императорской «надгробной» церкви во имя св. Александры-царицы (этот храм был построен в 1802 г. над могилой Великой княгини Александры, дочери царя Павла I, вышедшей замуж за венгерского палатина Иосифа). Привлечение о. Феофила облегчалось, видимо, тем, что он проживал на территории Австро-Венгерской империи, и был, соответственно, знаком с местной обстановкой. Вместе с тем, обязанности священника в Ирёме носили характер чисто представительский: тут не было и не могло быть русской колонии, и его служба при гробнице Великой княгини была исключительно мемориальной. Конечно, о. Феофилу было интереснее служить в общине с несколькими сотнями прихожан, чем в одиночестве в «надгробной» церкви.

Именно о. Феофил освятил церковь в Мерано и привез в нее из Ирёма необходимые для богослужения предметы. Вместе с о. Феофилом русские меранцы разработали устав церкви, одобренный на общем собрании меранской общины, состоявшемся 22(10) января 1885 г. В нем указывалось, что «церковь создалась и содержится на добровольные пожертвования православных без различия национальностей, временно проживающих в Мерано, и других радетелей Православия в России и заграницей», а также, что «она поручена ведению и наблюдению причта императорского «надгробного» храма в Ироме, в Венгрии».

Русские в Мерано жили преимущественно зимой, и о. Феофил приезжал сюда к Рождеству и уезжал обратно ко дню кончины Великой княгини Александры, над гробом которой он должен был служить заупокойную обедню. Семнадцатого июня ст.ст. 1885 г. Синод выпустил указ № 2098 о дозволении причту ирёмской церкви совершать богослужения в Мерано, тем самым узаконив уже сложившуюся практику.

Небольшая комната на вилле Стефани не вмещала всех прихожан, и о. Феофил вместе с М. фон Мессингом стали хлопотать об устройстве «настоящего храма». «Настоящий храм», кроме того, повысил бы престиж русской колонии. Был организован особый церковный комитет под председательством старосты, того же фон Мессинга.

Огромную роль в дальнейшем развитии событий сыграла Надежда Бородина, дочь надворного советника, вместе со своей матерью приехавшая в Мерано в 1880-х гг. для лечения от чахотки. Пребывание в Мерано помогло ей мало, и Бородина вынуждена была отправиться в Ниццу, где климат — благодаря морю — был еще более мягким. Однако и Лазурный берег ее не спас: она скончалась там 16 апреля 1889 г., в возрасте 37 лет (прах дочери мать увезла в Москву). По завещанию Бородина оставила меранскому Русскому Комитету крупную сумму — на завершение строительства пансионата для больных из России.

С целью рецепции завещания Бородиной было юридически учреждено Благотворительное общество для помощи больным, признанное юридическим лицом (в соответствии с 6 и 9 статьями австрийского закона об Обществах от 1867 г.). Четвертого июля 1895 г., на основании устава Общества, одобренного 7 октября 1894 г. властями в Инсбруке (столице Тироля), капитал, оставленный Бородиной, был передан Обществу, через душеприказчика И. Белавина.

Восьмого апреля 1896 г. состоялось общее собрание Общества, на котором присутствовали доктор М. фон Мессинг, Ч.Дж. Тортон (англичанин родом из Петербурга), А. Баумгартен, Фаина фон Мессинг (сестра доктора), П. фон Багговут и президент Курортного общества В. фон Пернверт. Была поставлена цель — строительство Русского Дома, вместе в церковью. После двенадцати заседаний было решено приобрести у муниципалитета участок земли в Майя-Басса в 974 квадратных «клафтера» (старая тирольская мера длины, соответствующая 1,62 м).

Здесь уже началось сооружение двух вилл, и поэтому Обществу нужно было достроить виллы, возвести храм и разбить сад. Исполнение технических работ поручили инженеру Хуберу, а общее руководство — местному архитектору Тобиасу Бреннеру. Убранством Русского Дома занялись местные ремесленники, а некоторые картины, иконы, часть церковной утвари были заказаны в Москве.

Сооружение Русского Дома им. Бородиной началось в 1895 г. и закончилось в 1897 г. Никольскую церковь разместили в верхнем этаже двухэтажного флигеля, увенчав ее куполом русской формы и «русским» крестом.

По окончании строительства храма меранскую общину отделили от ирёмского причта и от о. Феофила. Остается неясным, почему священник, отдавший столько сил храмостроительству и стоявший у его истоков был «отлучен» от Мерано. Вероятно, новая община нуждалась в более высоком статусе, который ирёмский священник дать не мог (о. Феофил стал тогда служить в другой курортной церкви — в Сан-Ремо).

Новый митрополит Петербургский Палладий поручил освящение вновь построенного храма священнику из Вены, протоиерею Александру Николаевскому, настоятелю посольского храма. По статусу священник при посольстве был выше, чем о. Феофил из Ирёма, и это, возможно, сыграло свою роль.

Так меранцы получили новую «матерь-церковь», как они ее называли, — посольскую церковь в Вене (она тоже была посвящена св. Николаю Чудотворцу). Двадцать девятого июня 1898 г. Синод выпустил указ № 4059 — отчислить меранскую церковь от ирёмского причта и причислить к венскому.

Торжественное освящение нового русского храма состоялось 15(3) декабря 1897 г., накануне престольного праздника, дня св. Николая. Ко дню освящения в Мерано съехались русские со всех соседних курортов Тироля. Уже с утра новый храм был переполнен посетителями. Кроме православных, было немало иноверцев, в т.ч. — представители местных властей: начальник округа, управитель курорта, бургомистр, командующий местным гарнизоном и другие. Протоиерей Александр Николаевский привез из Вены прекрасный квартет, прибыло также местное англиканское и лютеранское духовенство. Римско-католическое духовенство отказалось от участия в церемонии, как это происходило и в других подобных случаях — при закладке русских храмов во Флоренции, в Бари, в Сан-Ремо.

Сразу после чина освящения престола и церкви началась божественная литургия, по окончании которой о. Александр Николаевский произнес проповедь, поблагодарив благотворителей храма, особенно отметив имя Бородиной. По освящении церкви митрополиту Палладию Петербургскому была отправлена информационная телеграмма — таков был принятый «этикет». Сохранился ответ владыки «Душевно радуюсь освящению нового храма, молитвенно призываю Божие благословение русской общине».

Местный историк так писал о празднике: «1897 год, 15 декабря. Во время большого празднества произошло освящение церкви виллы им. Бородиной в Майя-Басса. Особенно замечательным было славное литургическое пение псаломщика. Русская церковь появилась в результате нужды, давно ощущаемой местной русской общиной. Это обогреваемое помещение вмещало до 200 человек. По завещанию Бородиной оставлено 140.000 флоринов на приют для российских поданных по соседству с церковью».

В пансионат принимались «русские подданные обоего пола христианского вероисповедания, страдающие грудными болезнями, без различия чина и звания». Это был как будто «кусочек» России: здесь получали русские газеты и журналы, готовили русскую пищу, после обедни в общей столовой подавался самовар, чтобы «выпить чаю по русскому обычаю»

Требовалось найти постоянных священников для Мерано — после переговоров с Синодом было решено приглашать на зимний сезон иеромонахов из петербургской Александро-Невской лавры. Как известно, православное священство делится на женатое и монашествующее, и, конечно, меранской общине было проще содержать монахов, чем многодетных семейных батюшек. Жалование причту выплачивалось из процентов с бородинских капиталов. Если прежде община «нанимала» священника из числа зарубежного клира (о. Феофила), то теперь новый статус требовал и соответствующего оформления: в 1898 г. св. Синод утвердил «при Никольской православной русской церкви в Меране должностей священника и псаломщика».

Первым из Петербурга в 1899 г. в Мерано прибыл иеромонах Вениамин. В середине XIX в. он был певчим у епископа Игнатия (Брянчанинова), который в 1988 г. был причислен к лику святых. Иеромонах привез с собой из России псаломщика, и эта отлаженная система — приезд священника с псаломщиком — сохранялась до начала первой мировой войны. Менялись только приезжающие духовные лица, особенно часто — псаломщики, реже — иеромонахи, выполнявшие пастырские обязанности и, естественно, нуждающиеся в тесном знакомстве с паствой. Всего за предвоенный период в Мерано сменилось три настоятеля — все три были из Александро-Невской лавры (после о. Вениамина, с 1907 г. настоятелем был назначен иеромонах Антоний, а с 1912 г. — иеромонах Алексий).

Все шло отлаженным чередом: из управления С.-Петербургской епархии, к которой была приписана церковь, ежегодно высылались метрические книги. В них священники аккуратно заносили сведения о крещениях и венчаниях (их было мало) и о смертях (их было много); велись записи о том, кто получил святое причастие. Русский комитет раз в год публиковал — на немецком языке — отчеты о полученных и потраченных средствах (несмотря на различные перипетии Русского Дома в Мерано эти отчеты сохранились в его архиве, вместе с метрическими книгами).

Регулярная жизнь меранских курортников раз и навсегда оборвалась в 1914 г. Весной того года иеромонах Алексий, по установившимся правилам, отбыл в родную Александро-Невскую лавру — с тем, чтобы вернуться осенью. Но этого не произошло: вспыхнула война, и Австро-Венгрия и Россия оказались во вражеских станах. Война началась в тот момент, когда Русский Дом был закрыт на летний сезон, иначе его постояльцам, как подданным вражеской державы сулила бы участь интернированных.

Спокойная и размеренная жизнь Русского Дома, когда он был полон больными из России, аккуратно платившими умеренную плату за постой, когда церковные власти присылали из Петербурга в Мерано на полгода священников и псаломщиков, навсегда закончилась. Зимний сезон 1913-1914 гг. был последним подобного рода: осенью 1914 г. Мерано для России уже был закрыт. Русский Дом опустел — с тем, чтобы в начале 1920-х гг. заполниться новой категорией россиян — не курортниками, а беженцами. Изменилось и его «подданство»: после окончания первой мировой войны он, вместе с Мерано и всем Южным Тиролем, оказался на территории итальянского королевства, получившего эти земли в качестве военного трофея.

Православный храм в Мерано имеет интересное убранство, заслуживающее хотя бы беглого описания. По сути дела — это единственный памятник православного искусства в Тироле (включая и северный Тироль, входящий в состав Австрии). В его притворе вывешено большое полотно неизвестного московского художника «Проповедь Христа перед народом» (1880-е гг.). Здесь же, в притворе, — два прекрасных витража местных тирольских мастеров, изображающие евангелистов. Над дверью, ведущей из притвора, помещена картина необычной треугольной формы «Тайная вечеря» того же московского художника. Средняя часть церкви хорошо освещена боковыми окнами, причем окно-дверь справа выводит на т.н. церковную террасу. Над залом доминирует орнаментальный плафон, не имеющий каких-либо священных изображений, как это обычно принято. Из центра плафона спускается пышное паникадило московской работы, гармонирующее своими формами с орнаментами иконостаса.

На правом клиросе — высокий киот с образом св. Николая Чудотворца, которому посвящен и храм. Левый клирос оформлен киотом св. Пантелеимона (в круглой иконе сверху образ повторен). В православии этот святой почитается как покровитель больных, и ясно, что меранские курортники молитвенно обращались к св. Пантелеимону особенно часто (в агиологии его называют «целителем», и на иконе он изображен именно как «врач», вынимающий из ларца лекарственные снадобья).

Как и киоты клироса, иконостас мастерски вырезан из дуба, в подражание архитектонике древнерусских резных иконостасов, а отдельные его фрагменты позолочены. Он — однорядный, хотя круглые иконы сверху по сути дела играют роль второго, т.н. «праздничного» ряда. В иконостасе меранской церкви есть некоторое отступление от канона — на правой двери вместо традиционного сюжета (св. архидиакона или архангела) помещен образ св. Александра Невского. Это, вне сомнения, — патриотический жест русских курортников: святой князь помещен в иконостасе в качестве небесного патрона Александра III, в царствование которого строился Русский Дом в Альпах.

К меланхолическому свидетельству русского присутствия в Мерано можно отнести российский некрополь, история которого тесно связана с историей местной церкви. Русские могилы расположены преимущественно на т.н. «Новом» протестантском кладбище в Мерано. Каждый зимний сезон колония недосчитывалась десятков русских курортников, и можно себе представить как болезненно отзывалась их преждевременная смерть на людей, съехавшихся в Альпы в надежде на излечение (показательно, что параграф № 2 правил Русского Дома гласил: «безнадежно больные в Дом не принимаются»).

Скончавшихся провожал в последний путь священник домовой церкви, аккуратно заносивший в метрические книги имена усопших, дату смерти, возраст, социальный статус. Родственники, конечно, старались хоронить усопших на Родине, в семейных усыпальницах и могилах. Однако не все могли позволить себе дорогостоящую транспортировку гробов из Тироля в Россию. При изучении метрических книг, где регистрировалось место погребения, видно, что тех, кто принадлежал к аристократическим и зажиточным слоям общества, чаще всего увозили погребать в Россию. К ним относятся: фабрикант В. Горбунов, граф Н. Орлов-Денисов, князь В. Горчаков, сановник В. Блаватский, дочь сенатора О. Половцева, представительница известной семьи художников и музыкантов О. Бенуа (рожд. Кавос) и многие другие.

Тех, кто оставался навсегда в «чужой земле», погребали обычно на протестантском кладбище — сначала на «Старом», затем на «Новом». В католических странах, по обычаю, на католических кладбищах некатоликов погребать не полагалось, и, таким образом, протестантские кладбища становились местом упокоения не только протестантов, но и других христиан-некатоликов: православных, армян, англикан.

Старое евангелическое кладбище было основано в 1881 г. у церкви св. Духа, став первым некатолическим кладбищем в Тироле. В конце XIX в. оно было упразднено, а часть надгробных плит была помещена на стену Нового кладбища. Это кладбище появилось в 1907 г., когда евангелическая община купила у крестьянина местечка Марленго участок земли. В публикации, посвященной истории лютеранской общины, указано: «особенно любопытны имена на кириллице на могилах русских, которые сбегали от русской зимы в Мерано. Русская церковь не имела своего кладбища, и она находила гостеприимство, но не у римо-католиков, а у нас — хороший знак веротерпимости нашей общины». На том же кладбище погребено множество подданных России немецкого происхождения и лютеранского вероисповедания — из Москвы, Петербурга, балтийских провинций. Вероятно, «русские немцы» облюбовали Тироль благодаря близости культур и общему языку.

В настоящее время русских курортников в Мерано нет, как нет и русской колонии. Службы в церкви с разрешения муниципалитета совершаются в настоящее время дважды в месяц священнослужителем Московского Патриархата, и это здание по сути дела стало одним из самых памятников местной истории периода курортного бума Мерано, питая ностальгию немецкоязычных жителей Южного Тироля по австрийской эпохе.

(исторический обзор составил М.Талалай.)

При цитировании просьба давать гиперссылку на сайт «Православие на земле Италийской»

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *